Тихая Клэр предоставлена самой себе – всклокоченные волосы, заплечный рюкзак, зеркальный фотоаппарат и тяга к путешествиям. Она никуда не торопится: бродит по узким улочкам Берлина, скупает у барахольщиков памятный хлам, снимает архитектуру и иногда людей. А потом сама оказывается в фокусе – интеллигентный Энди, словно ненарочно, раз за разом оказывается рядом, заводит знакомство, наталкивает на интрижку. Но что для Клэр лишь мимолетная блажь, для Энди – маниакальная зависимость, одержимость, подпитанная букетом комплексов. Прочные замки, толстые стекла, связанные руки, заброшенный дом – Клэр попадает в руки психопата, становится его домашним питомцем, которого так приятно подкармливать, а иногда даже можно вывести погулять.
«Берлинский синдром» временами красив, но за этой красотой ничего нет, она кичлива и однотонна, как сотни инди-клипов с YouTube. Берлин не походит на всепожирающий Вавилон, он уютен и нежится в солнечных бликах. Заброшенный дом не кажется филиалом ада, открытым специально для Клэр. Вырваться за рамки классической истории с похищением можно, но одними живописными пробегами камеры по интерьерам и лицам явно не обойтись. Потому от «Берлинского синдрома» не стоит ждать чего-то большего, чем фильма про заложницу психопата. Если не искать логики в поступках героев и не пытаться углядеть в картонных образах психологические портреты, то можно воспринимать эту ленту как красивый триллер, и подобного вполне хватит, чтобы скоротать скучный вечер. Тем более что Тереза Палмер и впрямь хороша в этом потрепанном образе. Заточенная в полупустой квартире, вульгарно позирующая озабоченному Энди, с мешками под глазами и в нелепом белье. Актерская игра и визуализация не позволяют назвать фильм Шортланд бездарным. Он просто вовсе не то, за что себя выдает.
Почему это стоит подчеркнуть? Потому что постоянное психологическое противостояние героя и героини требует сюжетной поддержки. Персонажи такого кино должны все время придумывать меры и контрмеры, испытывать друг друга на прочность, пока кто-то не выйдет победителем.
В «Берлинском синдроме» все это есть, но куда меньше, чем стоило бы. Суть ленты требует напряженной триллерности, однако развивается «Берлинский синдром» по законам медлительной артхаусной мелодрамы. Медитативное наблюдение за тем, как Клэр и Анди просто живут, вместе и раздельно (Анди ходит на работу и в гости к отцу), было бы уместно, если бы такие сцены прокладывали дорогу к духовной эволюции персонажей, к чему-то менее однозначному, чем отношения тюремщика и заключенной. Однако фильм лишь бессмысленно топчется на месте в ожидании финала, потому что его «повседневные» сцены никуда не ведут. Если бы Шортланд убрала их из картины, лента бы ничего не потеряла и обрела драйв и накал страстей.
|