Место действия - Болдино. Время действия - праздничные дни во славу поэта. Все здесь с Пушкиным на дружеской ноге. Хлестаковская раскованность сочетается с искренним воодушевлением, энтузиазмом, но и запланированной организованностью. На фоне Пушкина снимается семейство. На тему Пушкина сочиняются стихи. О судьбе поэта ведутся споры. Вокруг памятника Пушкину водят хороводы. Балаян соединяет в фильме разнородные стилистические пласты, перебивающие друг друга точки зрения и ракурсы восприятия. Здесь и бабки-сказительницы, и экскурсоводы, и пионеры, и знаменитый бард, и известный артист... Все эти зрелища, показы и рассказы снимаются на пленку и незамедлительно транслируются в эфир. Приобретают качество документа, свидетельствуя о том, что народная тропа не зарастает, только вот с дорогами в Болдине плохо... Одновременно с пушкинским праздником, смахивающим на мистификацию, развивается современная обыкновенная - необыкновенная - история, заканчивающаяся дуэлью. Реальной или приснившейся герою фильма, не суть важно. Режиссер смешивает правила игры, строит повествование как бы из зеркальных осколков, отражающая поверхность которых - структурный принцип фильма. Здесь все двоится, пародируется, существует сейчас (наяву), но и в зазеркалье (в прошлом или во сне). На переднем плане фильма - ироническое перемаргивание, где все что-то вещают, представляют, валяют дурака. Атмосфера ряжености, в которую с трудом, неловко пробивается живое чувство, неподдельное переживание. Сквозь калейдоскоп лиц, цитат и репортажную отчужденность режиссер воспроизводит образ и звук времени. Путаный и мозаичный. Герой фильма, журналист, которого сыграл Олег Янковский, фиксирует хронику страстей по Пушкину. Его отношения с поэтом не погружены в дым приятных и умственных рассуждений. Но Балаян сталкивает его с Чужим, посторонним болдинскому кругу, неким Климовым (Александр Абдулов), решившим <проверить> этих замечательных пушкинистов-журналистов и соблазняющим его жену, не думая о возможной дуэли. В этом фильме так называемые правдоподобные эпизоды воспринимаются едва ли не как наваждение, а воображаемые - напротив, как подлинные. Переходы слишком зыбки, чтобы заподозрить режиссера в глумлении над нашей прогрессивной интеллигенцией, или в снисходительности к <народу>. Его заботит совсем другое. Он придумывает для своего героя ситуацию, в которой игра и жизнь совпали до неразличимости. Балаян, так остро почувствовавший с Янковским отсутствие выбора для Макарова, не дал ему умереть. В этом фильме он такой шанс своему герою как будто предоставляет и испытывает его ради той жизни, которую он, наконец, обрел и не хочет ни предать, ни скомпрометировать. Его дуэль - не подражание Пушкину, но возможность поступка, житейской логикой необъяснимого. В <Полетах... > никто нам не указывал: перед вами, товарищи, Печорин, Иванов или Гамлет. Связь времен мы ощущали кожей. В этом фильме Балаян не опасается прямых литературных реминисценций, что ему и не простили. Обиделись за Пушкина. А Балаян поставил фильм про тех, кто помнит наизусть стихи <любимого классика>, детальные подробности его интимной жизни, но что-то главное заболтавших, растаскавших на цитаты и шутовские колпаки. |