Шедевр периода застоя <В четверг и больше никогда> в широком прокате не шел. Шел только по клубам. Любители шутили, что фильм действительно можно увидеть в четверг - и больше никогда. Не понравился он родной советской цензуре прежде всего фамилиями создателей. Сценарий - антисоветчика Битова, постановка - антисоветчика Эфроса. Олег Даль тоже Ленина не играл, к тому же много пил и позволял себе высказываться. Да и сам фильм - вроде птички и козочки, лютики-цветочки, а дух какой-то сомнительный. Ни тебе передового колхоза, ни заседания парткома. И каждый из персонажей мог бы с легкостью произнести криминальное слово <отнюдь>, застревавшее комом в горле партийно-советских деятелей. Сомнительность была в том, что создатели имели наглость видеть разницу еще и в тех, кто и так уже сказал слово <отнюдь>, разницу между абстрактным понятием <эгоизм> и еще более абстрактным понятием <бытие на грани>. Столичный сынок в заповеднике - <пришел и все испортил>, потому, что был эгоистом. Мать, отчим, воспитанница и прочие прижились в заповеднике, потому, что эгоизм им более не интересен. Они живы лишь равноправием с чем-то другим: все - с природой, отчим - с женой много старше себя, мать - со старостью, воспитанница - с тем, что ее не любят. Эта грань - это жизнь... Сегодня фильм стал живым памятником умершим Эфросу, Далю, Добржанской и Смоктуновскому. Вдова режиссера Наталья Крымова рассказывала, как Смоктуновский играл в одной из сцен. Его <отчиму> сообщили ужасное известие, и он должен побежать, не разбирая дороги. Тогда еще вполне здоровый, гибкий, легкий Смоктуновский как-то сразу стал немощным стариком и бежал по корням и кочкам на полусогнутых, падая и спотыкаясь. И так он спотыкался в первом дубле и во втором, и в третьем. А Крымова стояла и удивлялась: откуда он знает про эти старческие колени: Вообще этот фильм, который свел вместе <героя нашего времени> Олега Даля (перед этим Эфрос занял Даля в роли Печорина в телеспектакле по прозе Лермонтова), поистине оправдывающую свою <добрую фамилию> Любовь Добржанскую и лишь начинавшую сниматься в кино Веру Глаголеву, не будучи по достоинству оцененным в конце 70-х годов, сейчас воспринимается иначе и в кинематографическом, и в общекультурном контексте. Развивая умно и тактично мотивы русской классики (от тургеневского <Месяца в деревне> до чеховских пьес, интерпретированных Анатолием Эфросом на сцене), эта современная история <лишнего человека>, напрасно пытающегося убежать от себя и действительности, перекликается с сочинениями Александра Вампилова для театра (кстати, двумя годами позже Олег Даль сыграет Зилова в телеэкранизации <Утиной охоты>, тут же положенной на полку) и предвосхищает появление поколенчески исповедального фильма <Полеты во сне и наяву>. Так называемое <кино морального беспокойства>, оформившееся примерно в те же годы в социалистических странах Восточной Европы, оказалось ближе по душевному настрою этой экранной работе Эфроса. Уже начавшаяся эпоха застоя не оставляла никаких иллюзий на возможность существования реальных и иносказательных заповедников, в которых можно было бы скрыться, затаиться и переждать, как непогоду, столь разъедающие душу времена. <В четверг и больше никогда> - звучит почти как гамлетовское <быть или не быть>. |
,
82079833 (